Каменный век
Материал из 24pm
По узкой тропинке с редкой растительностью шёл лохматый человек. Одной рукой он чесал бороду, в другой держал тушку какой-то птицы. Скользя взором по окрестностям, человек улыбался, он был доволен собой.
Это был АЭУ – в общем-то заурядный представитель своего рода. И причина его радости тоже была вполне заурядна: дичь ему досталась без всякого труда. Сестра его периодически снабжала. Её мужчина, конечно, косился на него то и дело, считая, что он сам должен бы себя обеспечивать, но пока молчал, и АЭУ этим пользовался. Он не чувствовал угрызений совести, так как был младшим в семье, и, хотя ему было уже под тридцать, но семейная жизнь у него не сложилась, и он так и ходит до сих пор бобылём.
Впрочем, его семейный статус его самого нисколько не печалил. После смерти родителей старшая сестра взяла над ним опеку, и он чувствовал себя вполне комфортно. Таких одиночек было много среди его сородичей, так что он не выделялся.
Вместе с недавней неожиданной радостью от приобретения пищи он с самого утра носил в себе ощущение значимости этого дня. Да, как только проснулся, он понял, что сегодня день особенный. Этот день должен открыть для него что-то новое. Конечно, он не знал что, не знал когда, и не знал, как это произойдёт, но ощущение было вполне ясным и настойчивым. В связи с этим он на всё смотрел с усиленным вниманием, чтобы не пропустить важного события. Сейчас был уже полдень, а ещё ничего такого не произошло, и внутреннее напряжение потихоньку нарастало. Всё же до ночи было ещё довольно далеко, и беспокоиться всерьёз было рано, поэтому он продолжал быть внимательным к окружающему.
Тропа, по которой шёл АЭУ, была очень популярна, это было заметно по практически окончательно вышарканной ногами траве. Она пролегала по узкому каменному ущелью. Это была узкая земляная тропинка рядом с более широкой каменной. Вообще место, где он жил, было испещрено большими и малыми каменными ущельями. Некоторые были длинными, другие – короткими, третьи – узкими, а четвёртые – широкими, высота тоже была разная. Он любил такую местность. Он в ней родился и вырос, и всё здесь ему было знакомо. Кому-то нравились зелёные холмы, кому-то - тенистые леса, но ему были милее всего серые камни этих ущелий. Впрочем, и среди этих ущелий можно было найти и несколько деревьев, и даже небольшие холмы.
Стояла жара, причём жара такая, что отвесные стены ущелья накалились, а блестящие пластины на них отражали на тропинку широкие светлые полосы – знак внимания знойного летнего Солнца. Это слепящее светило не забыло про их общину и жёстко гладило своими лучистыми руками по всему телу, заставляя его потеть. Жар был такой сильный, что на соседней каменной тропе кое-где даже начала поблёскивать чёрная смола из-под камней. Поэтому АЭУ и свернул с неё на земляную более прохладную тропку, хотя и более пыльную.
Отломав тонкий сухой прутик с чахлого куста, АЭУ поковырял в зубах. Он следил за зубами, так как имел перед глазами живописный пример в лице своего друга ЭХР, вернее не в его лице, а в его рту. Или во рте? Или в роте? Да, не важно, главное то, что в свои 30 лет тот потерял уже половину зубов, да и остальные уже собирались последовать примеру своих более расторопных собратьев, так как их непутёвый хозяин совершенно не уделял им внимания.
Мысль об ЭХР согрела душу АЭУ. Несмотря на то, что его родная сестра считала его самого тоже непутёвым, всё-таки он чувствовал себя на голову выше своего друга, так как умел следить за собой и был более смышлёным. Сам ЭХР это тоже чувствовал и всегда заглядывал в рот АЭУ, когда тот ему что-то объяснял. Это льстило. В компании со своим другом он чувствовал себя мудрецом. Не хорошо, конечно, было злорадствовать, да тем более по поводу своего друга, но тут он ничего не мог с собой поделать: чувство превосходства ему нравилось.
Проходя мимо прекрасного цветущего дерева неподалёку от тропинки, АЭУ не удержался и подошёл к нему, чтобы понюхать соцветия. Запах был изумительный: довольно тонкий, но в тоже время терпкий и немного сладковатый. Вот ещё одна отличительная черта АЭУ: он был чуток к запахам. Это была ещё одна причина для гордости перед ЭХР.
АЭУ вдохнул полной грудью и зажмурился от удовольствия. Сделав несколько таких вздохов, он вдруг заметил надломленную ветку. Пытаясь её выправить, чтобы соки продолжали поступать в изуродованную конечность, он заметил, что обломанных и надломленных веток довольно много. «Что за дикость, – подумал АЭУ про себя, – портить такую красоту! И как только у людей руки поднимаются?!» Чуть подальше он заметил ещё одно дерево этой же породы, только намного моложе и тоньше стволом. Ствол был сильно надломан, причём недавно. Щепки в месте слома были ещё сырые, а соцветия не облетели. «Ну что это такое?! – пронеслась у него гневная мысль, – разве можно так?». АЭУ заторопился к потерпевшему. Кора была во многих местах не повреждена, и дерево вполне могло выжить, если удастся восстановить сокообращение. Он выпрямил ствол и опёр верхушку о соседнее дерево. Если оно достаточно жизнестойкое, то выдержит такое испытание, главное теперь не сгибать его. Хотя шрам останется и стройность пострадает, но выжить, скорее всего, оно сможет. У АЭУ был в этом уже большой опыт, так как он любил деревья и часто лечил их.
Довольный собой он вынырнул из-под густых ветвей и чуть не сбил с ног группку молодых самочек. Четверо девушек, едва прикрытых маленькими лоскутками из переплетённых волокон трав, шарахнулись в сторону, но быстро успокоились и оценивающе оглядели его с головы до ног. Это были те представительницы прекрасного пола, единственной жизненной задачей которых было привлечь к себе побольше мужчин. Причём, интересное дело, привлечь они хотели только их взгляды и восхищение, а на всё остальное реагировали искренним негодованием, как невинные недотроги. Но что ещё, кроме низменных чувств, могли они вызвать своим крикливым внешним видом и томным взглядом?
ЭАУ, глядя на них, почувствовал, как что-то внутри у него ёкнуло, и жар подступил к лицу, но вслед за этими пугающими симптомами на дозор заступило его старое табу, которое напомнило, что от женщин одни неприятности, и непререкаемо заставило ноги шагать в сторону дома. Ноги-то беспрекословно повиновались, а вот голова никак не хотела отворачиваться, и глаза бесстыже пялились на то, что самочки хотели показать на себе. Девушки постоянно оглядывались на него, перешёптывались, пересмеивались и потихоньку шли дальше, в тоже время, не выпуская его из-под действия своих чар.
-- Э-эй, девчонки! – раздалось откуда-то сбоку, и тут же за голосом появился и его смазливый обладатель в компании троих товарищей. – Вы, видимо, ищите компанию сильных и выносливых парней?
-- Ой, ой, ой! – охотно отозвались те, закатывая глаза, и как можно изящнее отмахиваясь руками, стараясь одновременно продемонстрировать грацию своих движений. – Это вы что ли такие?
Флирт начался, и ЭАУ с облегчением понял, что эту сложность за него решили. Выдохнув, он заметил, что с силой сжимает бедную тушку за горло. Если бы птица досталась ему живой, то эту его встречу с прекрасным полом она бы точно не пережила. Разжав побелевший кулак, ЭАУ перехватил дичь в другую руку и уверенней пошагал домой.
Заворачивая за очередную груду камней, он повстречал троих сородичей с потускневшими взорами и глупыми улыбками на лице. Все трое были ему хорошо знакомы и именно в таком виде. Они о чём-то громко спорили сильно заплетающимися языками. Опять обпились перебродившего сока ягоды! «Как им это не надоедает?» – удивился ЭАУ, помахав им в ответ. И так умом не блистали, а за последние несколько лет даже выражение лица изменилось на более тупое. Видать, брожение перешло из сока в голову. Он постарался побыстрее пройти их, чтобы его не стали зазывать составить компанию.
Вот кем следовало бы заняться его старшему брату. С тех пор, как тот стал старейшиной, он начал активно заботиться о всех, влезал в каждое общинное дело и везде давал свои советы. Причём, не просто давал, а старался навязать всем своё мнение. С одной стороны, сородичам не нравилось, когда лезли в их дела, но с другой - им очень нравилось, что о них заботятся. Старший брат взял на себя постепенно все общинные хлопоты. Правда, потом умудрился всю работу раздать остальным, но зато постоянно контролировал её выполнение, и все его слушались, считая, что он лучше всех знает, как должно всё делаться.
Одно время бабка-шаманка пыталась урезонить его, ведь раньше-то сородичи обращались к ней за советом, но старший брат отстранил её от дел правдами и неправдами, и теперь к ней обращались за советом только старики. Закончилось всё тем, что его признали главным хранителем огня, и теперь ему подчинялись все старейшины рода.
Шаманка всё ещё говорит, что каждый сам должен уметь добывать свой огонь, но слова её звучат неубедительно. Никому не нужны дополнительные трудности, раз у них есть свой хранитель огня, который обязан этим заниматься. Старший брат не возражает ни против призывов бабушки, ни против доверия соплеменников, он со всеми соглашается и делает своё дело: прибирает всю власть к своим рукам.
АЭУ несколько раз задумывался над тем, как стоит относиться к старшему брату, но всякий раз у него начинала болеть голова, и, в конце концов, он решил, что всё что ни делается – всё к лучшему, и оставил эти размышления.
АЭУ подходил уже к родной общинной пещере, когда ему на встречу выбежал мохнатый пёс. Это был дружелюбный зверь, прижавший уши и бешено махавший хвостом. Пёс был вечно грязный, хотя АЭУ периодически водил его с собой на речку, где хорошенько полоскал, заставляя бегать по мелководью и плавать за палкой. Этот пёс всех принимал за своего хозяина и с удовольствием бегал за каждым, кто кинет ему кость. Конечно же, он сразу заметил дичь в руках приближающегося человека и начал весело кружить вокруг него и подпрыгивать, постоянно косясь на лакомый кусок.
АЭУ погрозил животному кулаком и, оскалившись, зарычал, как можно свирепей, но пса это нисколько не смутило. Видимо, он не верил, что его укусят, и продолжал прыгать вокруг. АЭУ понял, что испугать этого пройдоху не удастся, и поднял руку с птицей как можно выше. На всякий случай.
У АЭУ не было своей пещеры, как у некоторых редких зажиточных соплеменников, он жил в большой общинной многоуровневой пещере, как и большинство его сородичей. Его закуток был достаточно вместительным и достаточно просторным, чтобы он чувствовал себя в нём вполне комфортно, и в то же время, в таком жилище всегда был кто-то рядом, когда нужна была помощь.
Вот его сестра была как раз представителем той небольшой зажиточной части соплеменников. Она имела свою отдельную пещеру, хоть и не большую, но свою. Та стояла достаточно далеко от общинной, и в этом были свои плюсы, как для сестры, так и лично для него, так как он не очень любил шум и суету, а трое её детей предоставляли это неудобство в избытке.
Возможно потому, что сестра жила более зажиточно, чем он сам, он не чувствовал никаких угрызений совести по поводу её заботы о его пропитании. Собственно больше ему ничего и не надо было.
Вдруг мимо него пробежал подросток с дубиной в руке, а за ним пронеслись ещё трое, также с дубинами. Последние улюлюкали и размахивали руками, стараясь посильнее напугать убегавшего. Эти трое были настроены явно агрессивно, и АЭУ приостановился, чтобы не стоять у них на пути. Глядя им вслед, он вдруг вспомнил любимую фразу своего дяди: «То, что нас не убивает, делает нас сильнее». Этому парню представился хороший случай научиться быстро бегать, и АЭУ был уверен, что тот преуспеет в этом испытании, иначе ему придётся всерьёз осваивать лекарские премудрости.
Ему самому по жизни везло: к нему никогда не приставали. За всю свою жизнь он дрался едва ли пару раз и то несерьёзно. Он сам удивлялся, как это могло так получиться, поскольку драки были обычным делом в их общине. Было, правда, одно неприятное воспоминание, когда ему сломали челюсть, но это и дракой-то не назовёшь. Это был тот единственный раз, когда он попробовал сок перебродившей ягоды, и его сильно мутило. Он даже не помнит того, что произошло. Помнит только, что ему было так плохо, что он периодически терял сознание, и вот после одного такого пробуждения его челюсть оказалась повреждена.
Пожалуй, именно тогда сестра впервые взяла над ним шефство и стала опекать. Так она две недели поила его через соломку мелко измолотыми семенами, размоченными в молоке, и каждый день проверяла, достаточно ли тугая повязка на голове.
Огибая дурно пахнущую свалку, АЭУ, заметил своего соседа ОАО, беззастенчиво мочившегося на прекрасный цветок недалеко от входа в пещеру. У ОАО закуток был чуть побольше. Он вообще уже был человек семейный, и обременил себя женщиной и ребёнком, хотя сам был моложе АЭУ на несколько лет. Судя по всему это бремя было для него слишком тяжёлым, поскольку он постоянно ругался и нередко травился перебродившим соком, от которого потом долго болел. Судя по тупо сосредоточенному лицу и лёгкому покачиванию, он сейчас как раз находился в таком отравленном состоянии.
АЭУ не понимал таких людей. Зачем вообще было сходиться с женщиной, если тебе потом так плохо. Это наблюдение он вынес из детства и постоянно опасался, что в его жизни получится также, поэтому и знакомства с девушками он всё время откладывал на потом, предпочитая мужские компании. Многие соплеменники его возраста предпочитают жить одиночками.
Вообще, проживая в общинной пещере, АЭУ часто наблюдает или слышит семейные ссоры. Как-то не ладится семейная жизнь в их общине. От того и детей мало, а подрастающий молодняк, судя по разговорам, вообще не хочет обзаводиться такой обузой. Старейшины поговаривают, что вымирание рода уже идёт полным ходом и, если ничего не предпринять, то скоро все вымрут.
Вот и соседнее племя начало постепенно занимать их территорию. Некоторые боятся войны с ними, но в этом нет необходимости: территория и так пустеет каждый год, так что процесс замещения идёт мирным образом. Природа не терпит пустоты, и на место уходящего всегда кто-нибудь приходит.
АЭУ жил на третьем уровне с замечательным видом из дыры в стене на древнюю толстую сосну. Эта сосна была настолько древняя, что уже никто из живущих соплеменников не только не помнил, но и не знал тех, кто что-либо помнит об этом дереве. А ведь его род живёт на этом месте десятки поколений. Дерево пользовалось уважением у всех: его не рубили на дрова, не обдирали ни веток, ни коры, и даже молодёжь, желавшая везде оставить свой след, не сильно трогала его.
Зайдя в сумрачный и прохладный проход пещеры, АЭУ привычно скользнул взглядом по изображениям на стенах. Если сосну молодёжь почти не трогала, то это, возможно, ещё и потому, что рядом было другое, более интересно место – стены жилой пещеры. Здесь люди ходят постоянно, и своё творчество можно продемонстрировать сразу многим.
Что и говорить, молодёжь у них была талантливая. Все стены были исцарапаны всевозможными изображениями, кое-где виднелись рисунки углём. Весь потолок был в копоти, так как юные дарования предпочитали трудиться ночью при свете факелов. Наверное потому, что днём проход хорошо освещался из больших дыр вдоль всей его длинны, и это было не интересно, а, возможно, потому, что некоторые (особенно пожилые) соплеменники не ценили такое проявление первобытного искусства на стенах своего жилища.
Зайдя к себе, АЭУ бросил дичь на стол, решив заняться ей чуть попозже, когда отойдёт от уличной жары и развалился на шкурах. Невзирая на уличное пекло, в пещере царила приятная прохлада. Немного полежав, он заметил, что у входа что-то лежит. В душе ожила утренняя надежда о раскрытии какой-то тайны, и любопытство заставило его подняться. Вместо тайны пришло разочарование. Это был кусок дерева, истёртый в кашу и размазанный тонким слоем вперемешку со смолой. В таком виде дерево могло довольно долго сохраняться и некоторые пользовались им для своих нужд. Но именно этот кусок дерева ничего интересного из себя не представлял. На нём было изображение орла с раскинутыми крыльями, хоть и искажённое, но вполне угадываемое. Только почему-то у этого орла было две головы. Было ясно, что это послание от старшего брата, а это не интересно. Наверняка он опять хотел напомнить своему младшему брату о долге перед родом, и как именно этот долг следует исполнить.
АЭУ поднял послание и на некоторое время застыл в размышлении, прочитать ли его сейчас или попозже. В конце концов, он решил отложить эту неприятную обязанность на потом и сел за широкий стол. Под столом шумел кусок отвердевшей нефти, разгоняющий жаркий воздух от куска необычного камня, специально выращенного кем-то очень далеко. Его привычный шум ассоциировался у АЭУ с приятным кошачьим мурлыканьем. И это не удивительно, ведь это нагромождение переработанных камней и застывшей нефти было его любимым домашним питомцем.
АЭУ уставился в сложную смесь нефти и кристаллов, чудесным образом оживляемых микроскопическими молниями, и в этих вспышках у него возникали видения обо всём, что творится в мире. Так он быстро узнал, что старший брат с прискорбием объявил, что борьба за огонь, к сожалению, требует больших ресурсов и теперь придётся всем трудиться немного больше. Перед взором АЭУ встало изображение грустного лица старшего брата, глядя на которое верилось, что он говорит правду. Затем он узнал, что кого-то изнасиловали, где-то подожгли лес, в другом месте что-то поломали, а ещё кто-то упился перебродившими ягодами до смерти, у кого-то всё украли, кого-то обманули, кто-то кого-то избил, из-за того, что этот кто-то ему чего-то не сказал, а в другом месте покалечили за то, что пострадавший наоборот сказал что-то не то, ещё в одном месте убили просто так, по непонятной причине. Новости мелькали одна кошмарней другой.
«Что за дикость! Это просто каменный век какой-то, – не выдержал Андрей Эдуардович Усачёв, – просто каменный век!»
Встревоженный такими событиями, которые происходили каждый день и повсеместно, он подошёл к отверстию в стене и выглянул на улицу сквозь пластины прозрачного после обработки высокой температурой кремния. За огромной сосной вдали по небу медленно плыла стальная птица, оставляя за собой длиннющий белый хвост, пронизывающий облака.
«Только камни стали другие, – добавил он про себя, похлопывая по стене ладонью, – пожалуй, только камни и изменились!»